Форум
Изо всех средств уничтожения, изобретенных человечеством, самым чудовищным и разрушительным является слово. Его преимущество перед холодным оружием, ядом и другими изобретениями человечества в том, что оно гораздо изощреннее, разрушительнее и, самое главное, не оставляет следа…
В начале 980 года я с Нарышкиным отправился в Полоцк. Переговоры должен был провести боярин, а я, наблюдать и, если понадобиться, быть переводчиком. Так повелел князь. Накануне отъезда я зашел к Нарышкину домой, чтобы обсудить детали нашей поездки. С боярином мы часто виделись при дворе и встречались у князя, когда обсуждали предстоящую поездку. Он обижался, что я не навещаю его дом и свою невесту. На что я старался шутить и говорить:
- Дела, дела, мой друг, огромной государственной важности! - Я думаю, что он понимал сложность моих отношений с племянницей, но ничего сделать не мог. За обедом мы с боярином много шутили, смеялись и обсуждали предстоящую поездку. За семейным столом я уделял больше внимания двум его племянницам, а Богдану игнорировал. Ее это злило, но она не показывала виду. При расставании она меня поцеловала и, краснея, сказала:
- Свет стоит до тьмы, а тьма до свету! На меня, Жизномир, не обижайся. Берегите дядю и себя. Вы мне оба дороги! - Это было что-то новое. Сердце мое радостно при этом забилось.
Богдана – удивительная девушка. На ее лице я видел такой свет, какого никогда не замечал в глазах других женщин. Эта странность мне бросилась в глаза при нашей первой встречи. У нее было много ума и много огня при всем ее внешнем спокойствии. Такая, если полюбит – то на всю жизнь. Ложь и обман, того кого она полюбит – для нее трагедия! О такой любви мечтает каждый мужчина, но получив ее, он, страшась своего не постоянства, что может сделать любимого тобою человека глубоко несчастным, отказывается от такой любви. Именно это, наверное, и пугало меня в ней и в себе.
На всем протяжении пути от Киева до Полоцка эта девушка не выходила с моей головы.
Путь к полоцкому князю занял у нас более десяти дней. К дворцу мы подъехали в полдень и должны были остановиться у богатого полоцкого купца, с которым имел торговые дела Нарышкин. Он жил по соседству с дворцом. Терем князя полоцкого занимал почти всю городскую площадь; в самом центре его деревянного резного фасада можно было издали видеть сверкающий воинский герб князя с изображением сокола на серебряном поле: птица, вонзив когти в бока волка, готова взмыть в небо. Площадь вокруг огромного здания и все примыкающие к ней улицы кишели людьми, торгующими и покупающими. Наша небольшая делегация, состоящая из десяти воинов и двух вельмож, с трудом лавировала на лошадях среди легких торговых палаток и людей.
Торговцы зазывали честной люд к своим торговым палаткам, звучными призывами:
- Яблоки, садовые, медовые, наливчатые, рассыпчатые!
- Сбитень горячий – покупай слепой и зрячий.
- Постричь, поголить, ус поправить, молодцом поставить.
- Пироги славянские с рыбой астраханской…
Еще меня удивило, что каждый товар занимал там определенное место; с одной стороны лежали груды ковров, с другой - россыпь изысканных золотых и серебряных украшений и драгоценных камней с разных концов света. Рядом с кипами различных тканей стояла различная домашняя утварь: железные котлы разных размеров, глиняные горшки и медные кувшины с причудливым орнаментом; неподалеку горами громоздились ведомые и неведомые фрукты; лежала всякого рода дичь. Отдельно продавались лошади и военная утварь: мечи, сабли, копья кольчуги, колчаны со стрелами и многое другое.
Посреди площади возвышался огромный деревянный настил. Здесь шла бойкая торговля невольниками. Было много девушек со славянской внешностью. Мне стало не по себе. Такие невольничьи рынки были в каждом крупном городище на Руси. На площадях, превращенных в огромные базары, дружинники-варяги продавали невольников, захваченных ими во время походов на другие земли и народы. Здесь торговали пленными печенегами, чехами, болгарами, а также немцами, половцами, хазарами и другим людом. Под гомон оскорбительных и пошлых шуток продавцов и покупателей, раздавались грозные, но некому не страшные проклятия и угрозы мужей, отцов, возлюбленных, на глазах у которых срывали одежды с их жен, дочерей, невест, чтобы выставить нагими напоказ и представить товар лицом. Дикие люди, дикие нравы, дикие княжества и порядки царили в них…
В один базарный день в граде Киеве, подростком я наблюдал дикую сцену, которая врезалась мне в память. Прелестная девушка четырнадцати лет, купить которую вознамерились сразу несколько человек, досталась, в конце концов, одному красавцу купцу не из наших мест, который не считал денег, если речь шла о таком товаре. Девушку, смущенную и сникшую, подтолкнули к новому господину, который с похотливым взглядом рассматривал ее еще не созревшую грудь и что-то ласково ей говорил на непонятном языке, накидывая на ее голое тело роскошный халат. Несчастная не понимает языка нового господина, но его ласковый тон подал ей надежду: она бросается на колени и показывает на сильного и внушительного вида мужчину язычника, стоящего в толпе невольников.
- Тату, тату, - рыдая, повторяла бедная девочка. Купец ее понял и выкупил раба. Она в знак благодарности начала кланяться и целовать ноги боярину, а потом вскочила и бросилась к отцу на шею. Схватив ее в свои объятья, тот поцеловал голову дочери, потом с безумными глазами, обхватив двумя руками ее тонкую шею, чуть приподнял над землей и стал что-то ей говорить. Вдруг, легкий стон вырывался из груди дочери, и судорога пробежала по ее хрупкому телу. Она пыталась всеми силами разжать своими маленькими ручками пальцы рук отца, вцепившихся ей в горло. Изумленный купец бросается к ним. Тогда раб делает резкое движение и раздается хруст шейных позвонков. Невольник-отец отрывает от себя девичье тело и бросает его к ногам купца, хрипло приговаривает:
- Бери ее! Она твоя… Мне потом говорили, что несколько часов спустя этот несчастный отец задушил сам себя своим языком.
Полоцкий купец встретил нас радушно. Стол был накрыт в большой деревянной избе из бревен, стены которой были увешаны красивыми коврами. Жирослав Нажирович, так звали купца, занял место во главе стола и посадил меня по правую руку, а боярина по левую и тем самым высказал нам особое расположении. Двое юношей принесли различные яства на серебряных блюдах и тотчас удалились; их сменили девушки, налившие в кубки вино и медовуху. Было подано более двадцати блюд. За десертом боярин осведомился о здоровье князя полоцкого и Рогнеды. На что купец сказал:
- Недавно здесь побывало посольство из града Киева, и прошел слух, что Ярополк хочет породниться с полоцким князем и взять себе в жены его дочь Рогнеду. И будто конунг дал свое согласие. Мы с боярином переглянулись и ничего не сказали.
Целую неделю нашу делегацию великий полоцкий князь не принимал, ссылаясь на свою болезнь. Мы терпеливо ждали. Нарышкин пытался с помощью богатых друзей выяснить у близкого окружения полоцкого князя, что надо сделать, чтобы отец и дочь переменили свое решение и отдали предпочтение князю Владимиру. Но его усилия были напрасны. Ему даже каким-то образом удалось с помощью подкупа встретиться с женой князя полоцкого и Рогнедой, но те были неумолимы. И когда Нарышкин в сердцах поинтересовался причиной такой немилости к своему князю, Рогнеда выпалила:
- Руби дерево по себе. Принцессы за сынов рабынь замуж не выходят! А вот за Ярополка пойду!
Кто потом знал, к чему приведут эти легкомысленные слова юной принцессы. Нарышкин попытался объяснить девушке, что по нашим славянским законам князь Владимир равный среди братьев. Но, она не стала слушать, а засмеялась и убежала. Вскоре нас принял князь Рогволод. Мы вручили ему дорогие подарки, высказали свое огромное уважение и передали личное послание князя Владимира. Правитель полоцкий находился в глубоком раздумье. Его живые черные глаза невесело созерцали пол, широкий лоб был прорезан вертикальными морщинами, которые нельзя было отнести за счет его возраста, ибо ему еще не исполнилось и сорока лет; правая рука подпирала склоненную голову, другая машинально теребила мех воротника из куницы, словно желая разорвать его в клочья; широкий халат из тончайшего шелка прикрывал плащ, скрепленный на груди большой золотой бляхой. Весь его вид говорил о том, что он сомневается в принятом ранее решении, но не в силах, что-то изменить.
Через три дня мы получили ответ, который знали заранее. Удрученные провальной миссией мы вернулись вскоре домой.
В начале 980 года я с Нарышкиным отправился в Полоцк. Переговоры должен был провести боярин, а я, наблюдать и, если понадобиться, быть переводчиком. Так повелел князь. Накануне отъезда я зашел к Нарышкину домой, чтобы обсудить детали нашей поездки. С боярином мы часто виделись при дворе и встречались у князя, когда обсуждали предстоящую поездку. Он обижался, что я не навещаю его дом и свою невесту. На что я старался шутить и говорить:
- Дела, дела, мой друг, огромной государственной важности! - Я думаю, что он понимал сложность моих отношений с племянницей, но ничего сделать не мог. За обедом мы с боярином много шутили, смеялись и обсуждали предстоящую поездку. За семейным столом я уделял больше внимания двум его племянницам, а Богдану игнорировал. Ее это злило, но она не показывала виду. При расставании она меня поцеловала и, краснея, сказала:
- Свет стоит до тьмы, а тьма до свету! На меня, Жизномир, не обижайся. Берегите дядю и себя. Вы мне оба дороги! - Это было что-то новое. Сердце мое радостно при этом забилось.
Богдана – удивительная девушка. На ее лице я видел такой свет, какого никогда не замечал в глазах других женщин. Эта странность мне бросилась в глаза при нашей первой встречи. У нее было много ума и много огня при всем ее внешнем спокойствии. Такая, если полюбит – то на всю жизнь. Ложь и обман, того кого она полюбит – для нее трагедия! О такой любви мечтает каждый мужчина, но получив ее, он, страшась своего не постоянства, что может сделать любимого тобою человека глубоко несчастным, отказывается от такой любви. Именно это, наверное, и пугало меня в ней и в себе.
На всем протяжении пути от Киева до Полоцка эта девушка не выходила с моей головы.
Путь к полоцкому князю занял у нас более десяти дней. К дворцу мы подъехали в полдень и должны были остановиться у богатого полоцкого купца, с которым имел торговые дела Нарышкин. Он жил по соседству с дворцом. Терем князя полоцкого занимал почти всю городскую площадь; в самом центре его деревянного резного фасада можно было издали видеть сверкающий воинский герб князя с изображением сокола на серебряном поле: птица, вонзив когти в бока волка, готова взмыть в небо. Площадь вокруг огромного здания и все примыкающие к ней улицы кишели людьми, торгующими и покупающими. Наша небольшая делегация, состоящая из десяти воинов и двух вельмож, с трудом лавировала на лошадях среди легких торговых палаток и людей.
Торговцы зазывали честной люд к своим торговым палаткам, звучными призывами:
- Яблоки, садовые, медовые, наливчатые, рассыпчатые!
- Сбитень горячий – покупай слепой и зрячий.
- Постричь, поголить, ус поправить, молодцом поставить.
- Пироги славянские с рыбой астраханской…
Еще меня удивило, что каждый товар занимал там определенное место; с одной стороны лежали груды ковров, с другой - россыпь изысканных золотых и серебряных украшений и драгоценных камней с разных концов света. Рядом с кипами различных тканей стояла различная домашняя утварь: железные котлы разных размеров, глиняные горшки и медные кувшины с причудливым орнаментом; неподалеку горами громоздились ведомые и неведомые фрукты; лежала всякого рода дичь. Отдельно продавались лошади и военная утварь: мечи, сабли, копья кольчуги, колчаны со стрелами и многое другое.
Посреди площади возвышался огромный деревянный настил. Здесь шла бойкая торговля невольниками. Было много девушек со славянской внешностью. Мне стало не по себе. Такие невольничьи рынки были в каждом крупном городище на Руси. На площадях, превращенных в огромные базары, дружинники-варяги продавали невольников, захваченных ими во время походов на другие земли и народы. Здесь торговали пленными печенегами, чехами, болгарами, а также немцами, половцами, хазарами и другим людом. Под гомон оскорбительных и пошлых шуток продавцов и покупателей, раздавались грозные, но некому не страшные проклятия и угрозы мужей, отцов, возлюбленных, на глазах у которых срывали одежды с их жен, дочерей, невест, чтобы выставить нагими напоказ и представить товар лицом. Дикие люди, дикие нравы, дикие княжества и порядки царили в них…
В один базарный день в граде Киеве, подростком я наблюдал дикую сцену, которая врезалась мне в память. Прелестная девушка четырнадцати лет, купить которую вознамерились сразу несколько человек, досталась, в конце концов, одному красавцу купцу не из наших мест, который не считал денег, если речь шла о таком товаре. Девушку, смущенную и сникшую, подтолкнули к новому господину, который с похотливым взглядом рассматривал ее еще не созревшую грудь и что-то ласково ей говорил на непонятном языке, накидывая на ее голое тело роскошный халат. Несчастная не понимает языка нового господина, но его ласковый тон подал ей надежду: она бросается на колени и показывает на сильного и внушительного вида мужчину язычника, стоящего в толпе невольников.
- Тату, тату, - рыдая, повторяла бедная девочка. Купец ее понял и выкупил раба. Она в знак благодарности начала кланяться и целовать ноги боярину, а потом вскочила и бросилась к отцу на шею. Схватив ее в свои объятья, тот поцеловал голову дочери, потом с безумными глазами, обхватив двумя руками ее тонкую шею, чуть приподнял над землей и стал что-то ей говорить. Вдруг, легкий стон вырывался из груди дочери, и судорога пробежала по ее хрупкому телу. Она пыталась всеми силами разжать своими маленькими ручками пальцы рук отца, вцепившихся ей в горло. Изумленный купец бросается к ним. Тогда раб делает резкое движение и раздается хруст шейных позвонков. Невольник-отец отрывает от себя девичье тело и бросает его к ногам купца, хрипло приговаривает:
- Бери ее! Она твоя… Мне потом говорили, что несколько часов спустя этот несчастный отец задушил сам себя своим языком.
Полоцкий купец встретил нас радушно. Стол был накрыт в большой деревянной избе из бревен, стены которой были увешаны красивыми коврами. Жирослав Нажирович, так звали купца, занял место во главе стола и посадил меня по правую руку, а боярина по левую и тем самым высказал нам особое расположении. Двое юношей принесли различные яства на серебряных блюдах и тотчас удалились; их сменили девушки, налившие в кубки вино и медовуху. Было подано более двадцати блюд. За десертом боярин осведомился о здоровье князя полоцкого и Рогнеды. На что купец сказал:
- Недавно здесь побывало посольство из града Киева, и прошел слух, что Ярополк хочет породниться с полоцким князем и взять себе в жены его дочь Рогнеду. И будто конунг дал свое согласие. Мы с боярином переглянулись и ничего не сказали.
Целую неделю нашу делегацию великий полоцкий князь не принимал, ссылаясь на свою болезнь. Мы терпеливо ждали. Нарышкин пытался с помощью богатых друзей выяснить у близкого окружения полоцкого князя, что надо сделать, чтобы отец и дочь переменили свое решение и отдали предпочтение князю Владимиру. Но его усилия были напрасны. Ему даже каким-то образом удалось с помощью подкупа встретиться с женой князя полоцкого и Рогнедой, но те были неумолимы. И когда Нарышкин в сердцах поинтересовался причиной такой немилости к своему князю, Рогнеда выпалила:
- Руби дерево по себе. Принцессы за сынов рабынь замуж не выходят! А вот за Ярополка пойду!
Кто потом знал, к чему приведут эти легкомысленные слова юной принцессы. Нарышкин попытался объяснить девушке, что по нашим славянским законам князь Владимир равный среди братьев. Но, она не стала слушать, а засмеялась и убежала. Вскоре нас принял князь Рогволод. Мы вручили ему дорогие подарки, высказали свое огромное уважение и передали личное послание князя Владимира. Правитель полоцкий находился в глубоком раздумье. Его живые черные глаза невесело созерцали пол, широкий лоб был прорезан вертикальными морщинами, которые нельзя было отнести за счет его возраста, ибо ему еще не исполнилось и сорока лет; правая рука подпирала склоненную голову, другая машинально теребила мех воротника из куницы, словно желая разорвать его в клочья; широкий халат из тончайшего шелка прикрывал плащ, скрепленный на груди большой золотой бляхой. Весь его вид говорил о том, что он сомневается в принятом ранее решении, но не в силах, что-то изменить.
Через три дня мы получили ответ, который знали заранее. Удрученные провальной миссией мы вернулись вскоре домой.
