Форум
Наши страхи – это злые люди-духи, которые преследуют нас и надо их смело вызывать на открытый бой, пусть покажутся, и, если покажутся – раздави их. Если ты не сделаешь этого, твои страхи будут плодить новые страхи. Они разрастутся плесенью вокруг тебя и отравят твою жизнь. Твой страх – это всего лишь пустота, одетая так, чтобы показаться воротами преисподней. Преодолей свои страхи и продолжи путь вперед.
Путешествие по Руси – трудное, грустное и малопривлекательное занятие. Повсюду дикость и нищета. Более того, оно полно опасности, которая подстерегает тебя на каждом шагу. И всякий знает, что затея добраться из Киева в Новгород одному или вдвоем, первый раз, без проводника и по бездорожью – вряд ли выполнимая задача, но как поговаривают у нас на Руси:
- Добрым путем – Боги правят! - Наш путь пролегал по небольшой части маршрута знаменитого пути «из варяг в греки» - до озера Ильмень, , через земли радимичей, кривичей, славен. Опасности путешественников по Руси связаны не только встречами с разбойниками, недружественными племенами и хищниками, но и испытаниями голода и опасностью заразиться чумной болезнью. Ничего хорошего не сулила и встреча с сынами Великой Степи, которые совершали свои опустошительные набеги на земли русов близ града Киева и уводили людей в свои земли. Мне и иноку Михаилу повезло. По пути мы примкнули к большому каравану, который направлялся в Новгород по торговым делам В 978 году выдалось жаркое и засушливое лето. Даже капельки дождя не упало на измученную зноем землю. Вся трава выгорела на солнце, листья на деревьях свернулись и пожелтели, лошади поднимали препротивную пыль. И хотя уже была глубокая осень – дождей не было. Городища и маленькие поселения Владимировка, Петровка, Выкса, Журавижное, Торопец, Дубровна которые мы проходили, оставляли грустное впечатление и, чем дальше от Киев града, - тем больше. Они представляли в большинстве своем селения, так похожие друг на друга от одного до десяти дворов, далеко между собой разбросанных. Покосившиеся полуземлянки, крытые дерном, речка заросшая камышом, издающая зловоние от гниющих в воде водорослей, тины и ила. Воняло все: поселение, улица, речка! Тот же хор лягушек и жужжание кусачих комаров, как в любом другом уголке Руси. На улицах ни души, все как будто вымерло. Привычная русская деревня вчера, сегодня, завтра и всегда, привычный пейзаж и только смена периода года может его как-то поменять. Мы с караваном проходили городище Березовец. Люди, которые там жили, имели самый жалкий вид. Они не позаботились отложить запасы на случай засушливого года. У них не осталось даже пригоршни зерна, чтобы посадить новый урожай. Все забрал голод. Женщины и дети, толпами подбегали к проходящему мимо них каравану и молили:
- Хлеба, хлеба…
Исхудалые, изнеможенные голодом, одна кожа да кости - они все казались больными какой-то страшной и странной болезнью.
-Ах, бедняги! От беды ни откреститься, ни отмолиться! - воскликнул Михаил и принялся доставать из своей сумы все съестное, что у него было и отдавать голодным людям. Его примеру последовали другие. Но налетела охрана и оттеснила несчастных от страждущих им помочь. Причиной такого поведения была боязнь купцов заболеть кому-то из каравана чумной болезнью, которая уже, по-видимому, захватила жителей этого несчастного поселения. Должен сказать, что купцы не оказались безучастными к горю этих людей и оставили на дороге несколько мешков проса.
- Несчастная сторона, бедные люди! - чуть не со слезами на глазах, проговорил монах и начал усердно молиться своему Богу, а что касается меня, то я был совершенно спокоен. Мне в жизни приходилось видеть и нечто по страшнее: чуму, пожары,набеги степняков, междоусобные войны за киевский престол. Голод - это обыденное явление, так как неурожаи на Руси случаются каждый раз в два-три года с завидным постоянством. Так как Русь была мало населена, нам приходилось останавливаться на ночлег в лесу или в глухой степи под открытым небом, где нас заставала ночь. Как в этих случаях бывает, мы разводили костры, варили не хитрую похлебку из проса или зерновой крупы. Если удавалось по пути подстрелить какую-либо дичь, то это был праздник. Такие праздники всем устраивал Василий Буслаев, прославленный русский богатырь, который вместе с нами возвращался в родной Новгород из далекой поездки. Ростом, шириной плеч и лицом, он походил на русского чудо- молодца из старинных сказок. Под стать была ему и его одежда. Грубые полотняные широкие штаны, заправленные в огромного размера сапоги из кожи свиньи и длинная на выпуск вышитая красными крестиками у воротника полотняная рубашка. Это был подарок матери, которым он очень гордился и похвалялся.
В тот день, когда мы встретили голодных людей, он отдал им все охотничьи трофеи, приготовленные на ужин: крупную лань и много дичи. Весело, с русской беззаботностью он вновь отправился на охоту и к вечеру привез нам на ужин годовалого дикого подсвинка и много дичи. После нескольких дней довольно трудного перехода, мы вступили на земли кривичей и тут увидели, как мимо нас двигается мрачная процессия. Человек тридцать пленников с закрученными за спину руками и связанные одной веревкой за шею, медленно плелись под конвоем вооруженных до зубов десяти стражников со зверскими лицами. Несчастные люди изнемогали от усталости и умирали от жажды. Они спотыкались на каждом шагу, подгоняемые плетью. В довершение всего за ними шло несколько женщин с детьми на руках и молодых девушек с пригожими лицами. Торговцы людьми, которые перегоняли это человеческое стадо, были одеты, как одеваются на Руси: льняные
рубашки и штаны, заправленные в кожаные сапоги. Инок Михаил, схватив бурдюк с водой, бросился поить водой несчастных пленников. Раздался крик одного из палачей: - Пошел прочь, святоша! - Он размахнулся и ударил плетью монаха. Да так сильно, что у того на спине треснула рубашка и остался багровый кровяной след на теле. Конвоир весело рассмеялся.
Я на мгновение растерялся и не знал, что делать, но на витязя это зловещее веселье подействовало, как пощечина. Он резко подскочил к насильнику, вырвал у него плеть и так хватил этим самым хлыстом по мерзкой роже работорговца, что тот сразу облился кровью. Крик радости вырвался у пленников, когда они увидели, что возмездие близко. Но другие работорговцы, сообразив, что положение становится угрожающим, приготовились к борьбе:
- Отпустите этих людей, иначе я займусь вами! Захотите мира – помиримся, захотите войны – вы ее получите!- спокойно, но твердо проговорил русский богатырь. Работорговцы не послушались и начали окружать витязя. Я выхватил из повозки дубину, припасенную мною для подобного случая, и поспешил к нему на помощь, встав к нему спина к спине, и приготовился к бою. Никто из охраны каравана к нам на помощь не спешил.
На меня шли трое. Они были вооружены мечами и топорами, с короткими ручками. У одного было короткое копье. На их лицах играла мрачная улыбка, и глаза недобро блестели. Они были уверенны в своей победе.
- Смерть, но не рабство! – крикнул я, и, взяв двумя руками дубину, стремительным броском первым набросился на врагов, сбив одного с ног, а другому размножил череп. Копье третьего пролетело перед моими глазами и задело мне щеку. Из царапины потекла кровь. Во мне закипела дикая ярость. Тот, что бросил в меня копье попытался наброситься на меня с мечом, но я хладнокровно отразил его удар дубиной и несколькими ударами превратил его лицо в кровавое месиво. Затем, отбросив дубину в сторону, я подошел к сбитому с ног работорговцу, его же саблей отсек ему голову и, подняв ее высоко у себя над головой, издал победный клич. Запах человеческой крови, радость победы привели мои чувства в необъяснимый восторг и желание убивать еще и еще, но я пока этого не осознавал, хотя это было естественным чувством любого язычника – безжалостно убивать своих врагов. Убивать, чтобы не быть самому убитым – не писаный закон наших предков! Я многое не видел, так как стоял спиной к Василию Буслаеву, но как мне рассказывали потом, один из нападавших попытался стрелой из лука поразить витязя, но тут же, был сражен ударом ножа в горло с двадцати метров. Не дав врагам опомниться, храбрец вскочил на коня, и начал гонять работорговцев по полю и убивать червленой дубиной из вяза по одному. Некоторые из них пали на колени и запросили пощады:
- Бум! Бум! Бум! – слышался в ответ глухой звук. Вскоре все было кончено.
Многие могли бы назвать нас бесчеловечными, дикими варварами, убивающие пленных, но они бы ошиблись. Мы, язычники, с детства привыкли к зрелищам подобного рода. Наши предки никого не щадили, кто поднял на них меч. Даже если бы мы захотели быть милосердными и сохранили жизнь нашим пленникам, то нас не поняли бы и осудили наши сородичи за нарушение наших законов и традиций. Более того, сами пленники изумились бы, поступи мы подобным образом. Подобное великодушие у нас, язычников, всегда считалось признаком слабости. Посеявши зло, не жди пощады – не писаный закон всех славян-язычников! Таковы были собственно и мы..
- А теперь, - сказал витязь, - освободите этих людей, Жизномир. - Я начал торопливо освобождать пленников от их пут. И вдруг невольно ощутил на себе чей-то изучающий взгляд. Наши глаза встретились. Я невольно вздрогнул. На меня с восхищением и интересом смотрела стройная и красивая девушка-пленница лет шестнадцати- семнадцати, с изумрудными зелеными глазами. Подчиняясь неведомой силе, я бросился к ней и начал с остервенением освобождать ее от веревок. Она с достоинством
благородной и знатной дамы, и отнюдь не пленницы, позволила мне освободить себя от веревок, как бы этим оказывая мне высочайшую милость. На ее лице играла озорная улыбка. Я пребывал в недоумении от ее красоты, достоинства и величия. Мне показалось, что она меня околдовала. Чтобы скрыть как-то свое смущение, я принялся освобождать других пленников, стоявших чуть в стороне. Все лицо мое горело. Освобожденные несчастные невольники, плакали от радости и благодарили меня и витязя за свое спасение. Богатырь снова позвал меня и сказал с благодарностью:
- Не изведан – друг, а изведан – два! Спасибо, Жизномир, - похвалил меня витязь,- а теперь соберите все это оружие и съестные припасы, и раздайте пленникам. Это им пригодиться, а я - на охоту.
Вечером, у костра, после сытного ужина Василий долго был хмур и не весел. Его, что-то страшно мучило. Я его спросил весело:
- Витязь , что тебя так печалит? Мы с тобой сегодня сделали доброе дело и остались живы, сражаясь с работорговцами. Радоваться надо, а не печалиться!
Буслаев с недоумением посмотрел на меня, а потом печально изрек:
- Боже праведный! - воскликнул витязь.- Проснись, отрок, посмотри, что творится вокруг. Ты думаешь, что мне нравятся войны и кромсание людских тел, погубленные души, будто я - сам Перун? Не кощунствуй! Раньше наша Русь была привольная и многолюдная. Сейчас она лежит придавленная и сиротливая. Нет в ней хозяина и защитника. Свободно по ней ветер гуляет, рыщут степные народы, разбойники, угоняя в неволю наших людей. Князья не думают о том, как защитить своих подданных, а лишь пересчитывают наши головы, сколько дани на кого наложить! – Я впервые услышал такие крамольные слова о наших правителях, что мне стало не по себе.
- Витязь, - молвил я в растерянности, - неужели ты дерзаешь так мыслить? Это грех так думать о наших князьях!- Василий от души искренне посмеялся над моей наивностью и сказал:
- Эх ты, чудак! Надо быть просто русичем, чтобы это не понимать.
Глубокой ночью две пригожие девушки-пленницы страстными ласками благодарили меня и витязя Буслаева за спасение их от рабства. Одной из них была девушка с изумрудными зелеными глазами по имени Прекраса, из племени кривичей. На память об этой ночи я подарил ей свой оберег – клык вепря, оправленный серебром тонкой работы, подарок моей матери, с надписью: «Навеки и до смерти».
Путешествие по Руси – трудное, грустное и малопривлекательное занятие. Повсюду дикость и нищета. Более того, оно полно опасности, которая подстерегает тебя на каждом шагу. И всякий знает, что затея добраться из Киева в Новгород одному или вдвоем, первый раз, без проводника и по бездорожью – вряд ли выполнимая задача, но как поговаривают у нас на Руси:
- Добрым путем – Боги правят! - Наш путь пролегал по небольшой части маршрута знаменитого пути «из варяг в греки» - до озера Ильмень, , через земли радимичей, кривичей, славен. Опасности путешественников по Руси связаны не только встречами с разбойниками, недружественными племенами и хищниками, но и испытаниями голода и опасностью заразиться чумной болезнью. Ничего хорошего не сулила и встреча с сынами Великой Степи, которые совершали свои опустошительные набеги на земли русов близ града Киева и уводили людей в свои земли. Мне и иноку Михаилу повезло. По пути мы примкнули к большому каравану, который направлялся в Новгород по торговым делам В 978 году выдалось жаркое и засушливое лето. Даже капельки дождя не упало на измученную зноем землю. Вся трава выгорела на солнце, листья на деревьях свернулись и пожелтели, лошади поднимали препротивную пыль. И хотя уже была глубокая осень – дождей не было. Городища и маленькие поселения Владимировка, Петровка, Выкса, Журавижное, Торопец, Дубровна которые мы проходили, оставляли грустное впечатление и, чем дальше от Киев града, - тем больше. Они представляли в большинстве своем селения, так похожие друг на друга от одного до десяти дворов, далеко между собой разбросанных. Покосившиеся полуземлянки, крытые дерном, речка заросшая камышом, издающая зловоние от гниющих в воде водорослей, тины и ила. Воняло все: поселение, улица, речка! Тот же хор лягушек и жужжание кусачих комаров, как в любом другом уголке Руси. На улицах ни души, все как будто вымерло. Привычная русская деревня вчера, сегодня, завтра и всегда, привычный пейзаж и только смена периода года может его как-то поменять. Мы с караваном проходили городище Березовец. Люди, которые там жили, имели самый жалкий вид. Они не позаботились отложить запасы на случай засушливого года. У них не осталось даже пригоршни зерна, чтобы посадить новый урожай. Все забрал голод. Женщины и дети, толпами подбегали к проходящему мимо них каравану и молили:
- Хлеба, хлеба…
Исхудалые, изнеможенные голодом, одна кожа да кости - они все казались больными какой-то страшной и странной болезнью.
-Ах, бедняги! От беды ни откреститься, ни отмолиться! - воскликнул Михаил и принялся доставать из своей сумы все съестное, что у него было и отдавать голодным людям. Его примеру последовали другие. Но налетела охрана и оттеснила несчастных от страждущих им помочь. Причиной такого поведения была боязнь купцов заболеть кому-то из каравана чумной болезнью, которая уже, по-видимому, захватила жителей этого несчастного поселения. Должен сказать, что купцы не оказались безучастными к горю этих людей и оставили на дороге несколько мешков проса.
- Несчастная сторона, бедные люди! - чуть не со слезами на глазах, проговорил монах и начал усердно молиться своему Богу, а что касается меня, то я был совершенно спокоен. Мне в жизни приходилось видеть и нечто по страшнее: чуму, пожары,набеги степняков, междоусобные войны за киевский престол. Голод - это обыденное явление, так как неурожаи на Руси случаются каждый раз в два-три года с завидным постоянством. Так как Русь была мало населена, нам приходилось останавливаться на ночлег в лесу или в глухой степи под открытым небом, где нас заставала ночь. Как в этих случаях бывает, мы разводили костры, варили не хитрую похлебку из проса или зерновой крупы. Если удавалось по пути подстрелить какую-либо дичь, то это был праздник. Такие праздники всем устраивал Василий Буслаев, прославленный русский богатырь, который вместе с нами возвращался в родной Новгород из далекой поездки. Ростом, шириной плеч и лицом, он походил на русского чудо- молодца из старинных сказок. Под стать была ему и его одежда. Грубые полотняные широкие штаны, заправленные в огромного размера сапоги из кожи свиньи и длинная на выпуск вышитая красными крестиками у воротника полотняная рубашка. Это был подарок матери, которым он очень гордился и похвалялся.
В тот день, когда мы встретили голодных людей, он отдал им все охотничьи трофеи, приготовленные на ужин: крупную лань и много дичи. Весело, с русской беззаботностью он вновь отправился на охоту и к вечеру привез нам на ужин годовалого дикого подсвинка и много дичи. После нескольких дней довольно трудного перехода, мы вступили на земли кривичей и тут увидели, как мимо нас двигается мрачная процессия. Человек тридцать пленников с закрученными за спину руками и связанные одной веревкой за шею, медленно плелись под конвоем вооруженных до зубов десяти стражников со зверскими лицами. Несчастные люди изнемогали от усталости и умирали от жажды. Они спотыкались на каждом шагу, подгоняемые плетью. В довершение всего за ними шло несколько женщин с детьми на руках и молодых девушек с пригожими лицами. Торговцы людьми, которые перегоняли это человеческое стадо, были одеты, как одеваются на Руси: льняные
рубашки и штаны, заправленные в кожаные сапоги. Инок Михаил, схватив бурдюк с водой, бросился поить водой несчастных пленников. Раздался крик одного из палачей: - Пошел прочь, святоша! - Он размахнулся и ударил плетью монаха. Да так сильно, что у того на спине треснула рубашка и остался багровый кровяной след на теле. Конвоир весело рассмеялся.
Я на мгновение растерялся и не знал, что делать, но на витязя это зловещее веселье подействовало, как пощечина. Он резко подскочил к насильнику, вырвал у него плеть и так хватил этим самым хлыстом по мерзкой роже работорговца, что тот сразу облился кровью. Крик радости вырвался у пленников, когда они увидели, что возмездие близко. Но другие работорговцы, сообразив, что положение становится угрожающим, приготовились к борьбе:
- Отпустите этих людей, иначе я займусь вами! Захотите мира – помиримся, захотите войны – вы ее получите!- спокойно, но твердо проговорил русский богатырь. Работорговцы не послушались и начали окружать витязя. Я выхватил из повозки дубину, припасенную мною для подобного случая, и поспешил к нему на помощь, встав к нему спина к спине, и приготовился к бою. Никто из охраны каравана к нам на помощь не спешил.
На меня шли трое. Они были вооружены мечами и топорами, с короткими ручками. У одного было короткое копье. На их лицах играла мрачная улыбка, и глаза недобро блестели. Они были уверенны в своей победе.
- Смерть, но не рабство! – крикнул я, и, взяв двумя руками дубину, стремительным броском первым набросился на врагов, сбив одного с ног, а другому размножил череп. Копье третьего пролетело перед моими глазами и задело мне щеку. Из царапины потекла кровь. Во мне закипела дикая ярость. Тот, что бросил в меня копье попытался наброситься на меня с мечом, но я хладнокровно отразил его удар дубиной и несколькими ударами превратил его лицо в кровавое месиво. Затем, отбросив дубину в сторону, я подошел к сбитому с ног работорговцу, его же саблей отсек ему голову и, подняв ее высоко у себя над головой, издал победный клич. Запах человеческой крови, радость победы привели мои чувства в необъяснимый восторг и желание убивать еще и еще, но я пока этого не осознавал, хотя это было естественным чувством любого язычника – безжалостно убивать своих врагов. Убивать, чтобы не быть самому убитым – не писаный закон наших предков! Я многое не видел, так как стоял спиной к Василию Буслаеву, но как мне рассказывали потом, один из нападавших попытался стрелой из лука поразить витязя, но тут же, был сражен ударом ножа в горло с двадцати метров. Не дав врагам опомниться, храбрец вскочил на коня, и начал гонять работорговцев по полю и убивать червленой дубиной из вяза по одному. Некоторые из них пали на колени и запросили пощады:
- Бум! Бум! Бум! – слышался в ответ глухой звук. Вскоре все было кончено.
Многие могли бы назвать нас бесчеловечными, дикими варварами, убивающие пленных, но они бы ошиблись. Мы, язычники, с детства привыкли к зрелищам подобного рода. Наши предки никого не щадили, кто поднял на них меч. Даже если бы мы захотели быть милосердными и сохранили жизнь нашим пленникам, то нас не поняли бы и осудили наши сородичи за нарушение наших законов и традиций. Более того, сами пленники изумились бы, поступи мы подобным образом. Подобное великодушие у нас, язычников, всегда считалось признаком слабости. Посеявши зло, не жди пощады – не писаный закон всех славян-язычников! Таковы были собственно и мы..
- А теперь, - сказал витязь, - освободите этих людей, Жизномир. - Я начал торопливо освобождать пленников от их пут. И вдруг невольно ощутил на себе чей-то изучающий взгляд. Наши глаза встретились. Я невольно вздрогнул. На меня с восхищением и интересом смотрела стройная и красивая девушка-пленница лет шестнадцати- семнадцати, с изумрудными зелеными глазами. Подчиняясь неведомой силе, я бросился к ней и начал с остервенением освобождать ее от веревок. Она с достоинством
благородной и знатной дамы, и отнюдь не пленницы, позволила мне освободить себя от веревок, как бы этим оказывая мне высочайшую милость. На ее лице играла озорная улыбка. Я пребывал в недоумении от ее красоты, достоинства и величия. Мне показалось, что она меня околдовала. Чтобы скрыть как-то свое смущение, я принялся освобождать других пленников, стоявших чуть в стороне. Все лицо мое горело. Освобожденные несчастные невольники, плакали от радости и благодарили меня и витязя за свое спасение. Богатырь снова позвал меня и сказал с благодарностью:
- Не изведан – друг, а изведан – два! Спасибо, Жизномир, - похвалил меня витязь,- а теперь соберите все это оружие и съестные припасы, и раздайте пленникам. Это им пригодиться, а я - на охоту.
Вечером, у костра, после сытного ужина Василий долго был хмур и не весел. Его, что-то страшно мучило. Я его спросил весело:
- Витязь , что тебя так печалит? Мы с тобой сегодня сделали доброе дело и остались живы, сражаясь с работорговцами. Радоваться надо, а не печалиться!
Буслаев с недоумением посмотрел на меня, а потом печально изрек:
- Боже праведный! - воскликнул витязь.- Проснись, отрок, посмотри, что творится вокруг. Ты думаешь, что мне нравятся войны и кромсание людских тел, погубленные души, будто я - сам Перун? Не кощунствуй! Раньше наша Русь была привольная и многолюдная. Сейчас она лежит придавленная и сиротливая. Нет в ней хозяина и защитника. Свободно по ней ветер гуляет, рыщут степные народы, разбойники, угоняя в неволю наших людей. Князья не думают о том, как защитить своих подданных, а лишь пересчитывают наши головы, сколько дани на кого наложить! – Я впервые услышал такие крамольные слова о наших правителях, что мне стало не по себе.
- Витязь, - молвил я в растерянности, - неужели ты дерзаешь так мыслить? Это грех так думать о наших князьях!- Василий от души искренне посмеялся над моей наивностью и сказал:
- Эх ты, чудак! Надо быть просто русичем, чтобы это не понимать.
Глубокой ночью две пригожие девушки-пленницы страстными ласками благодарили меня и витязя Буслаева за спасение их от рабства. Одной из них была девушка с изумрудными зелеными глазами по имени Прекраса, из племени кривичей. На память об этой ночи я подарил ей свой оберег – клык вепря, оправленный серебром тонкой работы, подарок моей матери, с надписью: «Навеки и до смерти».