'''ГЛАВА 11. НОВЫЕ ДРУЗЬЯ, ИХ УМНЫЕ СОВЕТЫ, КЛЯТВА.'''

По своей природе мы, славяне, народ замкнутый, малоразговорчивый, степенный. И не потому, что мы скрытны или не хотим общаться, а потому, что мы страшно боимся быть не понятыми. Так, например, мы путаем наши опасения, с нежеланием вступать в разговор с незнакомыми людьми. Будь то простая беседа, душевное излияние или обмен несколькими ничего не значащими словами, мы редко разговариваем с незнакомыми людьми. И неизменно считаем, что «так оно лучше будет». В конце концов, от этого мы многое теряем. А отсюда наша нелюдимость и отсутствие друзей.
И не надо себя обманывать: за своей отчужденностью мы пытаемся скрыть свое глупое желание чувствовать себя более важным, более значительным, более уверенным в себе. Но, на самом деле, мы просто не позволяем себе их услышать, в то время, как устами незнакомцев, может быть, с нами говорят наши боги, которые посылают нам в жизни этих людей, которые помогают нам сделать нашу жизнь более богатой, интересной и счастливой.
Проспав до полудня, я встал в отличном расположении духа. В таверне было людно. Было время обеда. Я с трудом нашел свободное место, присел и огляделся. Люд в харчевне был разный. В основном, заморские купцы, судя по их разговорам на непонятном языке и по одежде, дружинники и наш не бедный люд: мелкие торговцы, ремесленники, зажиточные крестьяне.
За моим столом сидели три молодых человека примерно моего возраста. Их одежда и еда на столе говорили о том, что они нашли себя в жизни и довольны собой. На меня они не обратили никакого внимания. Тут ко мне подлетел юркий мужичок лет пятидесяти с лисьими хитрыми глазами. Его бледное и болезненное лицо говорило о том, что его замучила подагра. Изобразив на своем лице улыбку и учтивость, он меня спросил:
- Чего изволите, молодец?
Так как мои денежные средства заканчивались, я изволил себе жаренную яичницу из пяти яиц на сале. Трактирщик презрительно посмотрел на меня и принял заказ. Без всякого смущения, я ответил ему тем же взглядом и равнодушно продолжил рассматривать жующую публику.
Новгородская кухня в таверне не отличалась изысканностью и разнообразием, но была свежей, вкусной и не дорогой. В чугунках и горшках готовили мясо и различные каши, варили кисель и « цеж» из овса, пшеницы и отрубей. Прямо на улице, под навесами, на углях в глине запекали мелких птиц, дичь, ежей, мясо белки. Таким же образом запекали свежую рыбу, а соленую - чаще всего отваривали. Для богатых купцов и иностранных гостей, на вертелах готовились в огромных печах туши диких животных. Этим занимались отроки-поварята.
На столах в изобилии присутствовали пироги, калачи, мед, изюм, грецкие орехи. Подавали различные напитки из диких ягод, квас, медовые напитки.
Вскоре принесли мой заказ. Это была Мария. Она вся светилась. Мы обменялись красноречивыми взглядами и улыбками. Это заметили сидящие за моим столом молодые люди. Они еще больше были удивлены, когда на моем столе появилась жареная колбаска, вино и другие яства, которые я не заказывал трактирщику. Это вызвало у них ко мне интерес и они, прервав веселую беседу, с интересом стали рассматривать меня и перешептываться. Один из них меня учтиво спросил:
- Сударь, простите наше любопытство, но сдается нам, то вы недавно в городе. Приехал издалека, по одежде видать из киевского княжества, никогда не служили и ищите работу у какого-нибудь господина? Я прав?
- К сожалению, не служил, - ответил я, а потом солидно добавил:
- Я только приехал в Новгород из славного города Киева и намерен послужить князю новгородскому. - Оно и видно, что в сердце варится, на лице не утаиться - продолжил его товарищ.
- Извини, любезный, но от тебя так и разит провинцией; вид робкий, не уверенный и застенчивый, но по женской части, братец, видно ты большой мастер.
Тут они дружно все рассмеялись. Я хотел вспылить и надрать им их задницы, но они были так добродушны, веселы и беспечны, что я устыдился своих мыслей. Вскоре они пригласили меня за свой стол. Тотчас между нами завязался не принужденный веселый разговор. Я слушал их с величайшим наслаждением. Их характеры, их мысли, их выражения – все меня восхищало. Сколько огня! Сколько живости воображения! Эти люди казались мне существами какой-то другой, не нашей породы.
Сначала я принял их за детей богатых родителей, которые служат при княжеском дворе. Но вскоре понял, что мои новые знакомые обладают такими достоинствами, что они сами в состоянии позволить себе сидеть за таким роскошным столом, да еще щедро угощать тех, кто заслуживает их внимания. Эти шуты были слугами трех молодых иностранцев-греков, состоящих на службе у князя, связанной с поставкой к княжескому двору книг, предметов домашнего обихода, военной одежды и вооружения. Звали их: Афанасий, Илларион и Савелий. Их господа здесь жили и столовались. Эти плуты ухитрялись за их счет вкусно питаться, ни в чем себе не отказывая. При этом они разыгрывали целый спектакль, когда копировали манеры и разговоры своих господ. Причем, делали они все столь искусно, что будь у них одежда побогаче, а внешность поблагороднее, они бы точно сошли за богатых господ-иностранцев. Их шутливое свободное и непринужденное обращение смешило и восхищало:
- Господин трактирщик, пора деньги кует, будьте любезны еще вина и припишите его и всё, что мы закажем, как обычно, на счет моего господина, который с друзьями сегодня здесь будет ужинать, - приказным и важным тоном глаголил Илларион.
- Охотно, господин хороший, - отвечал тот,- но ваш боярин уже не платит мне две недели за брашны (еду). Вы бы не могли ему об этом напомнить?
- Любезный, пожалуйста, не беспокойтесь за деньги. Я отвечаю вам за них. Долги моего господина, что золото в слитках. Они в проданном товаре, за который князь новгородский еще не заплатил. Как только с нами рассчитаются, мы оплатим твой счет не проверяя, - увещал трактирщика плут. Удовлетворенный таким ответом хозяин харчевни удалился.
Так мало – помалу они начали приобщать меня к городской жизни. И хотя я в разговоре значительно во всем уступал моим сотрапезникам, они сказали, что я добрый малый и с меня может, получится нечто путное. До самого вечера, они наперебой учили меня и давали советы.
- Жизномир, друг мой сердечный, - говорил мне громко на ухо пьяный Илларион, - о чем ты баешь ( говоришь), чего боимся, того и стыдимся! У тебя есть природное дарование, ты в меру начитан, но ты не умеешь показать товар лицом; ты боишься ляпнуть что–либо невпопад, а это мешает тебе привлечь к себе интерес незнакомых людей, в которых ты нуждаешься. А между тем, тысячи людей создали себе славу остроумцев и умных людей только благодаря смелой болтовне. Хочешь блистать, так не обуздывай своего темперамента, выкладывай все, что взбредет тебе на ум, твои вздорные речи сойдут за благородную смелость. Неси любую чепуху, но если у тебя сорвется хоть одно меткое словцо, то тебе простят все твои глупости: люди запомнят только твою остроту и возымеют высокое мнение о твоих достоинствах. Наши господа – иностранцы с успехом осуществляют это на практике, хорошему - надо учиться. Но только, например, не жадности. Они поклоняются деньгам, как мы - идолам. Мы же живем по принципу - заработал копеечку, половинку возьми себе, а другую половинку отдай нуждающимся, друзьям или пропей в хорошей компании.
При этом, Илларион брал себе ложечку паштета из щуки и, подражая иностранцам в трактире, долго разминал его во рту, запивая пивом. Он почему-то вбил себе в голову, что мясо вредно для здоровья, а надо есть больше рыбных блюд.
Вскоре мы закончили нашу дружескую трапезу и решили пройтись по улице. Солнце склонялось к закату. И тут мне так захотелось попробовать себя в роли остряка на практике перед моими новыми товарищами, от чего я начал нести несусветную чушь, но среди всей этой околесицы я выдал несколько остроумных перлов, вызвавших смех и одобрение моих приятелей. Затем я изобразил знатного и уважаемого жителя града Киева, пришедшего от имени горожан к князю с обращением, принятым на вече.
- Государь наш и благодетель, живи многие лета! - произнес я серьезно и, делая вид, что читаю петицию.
- Ты издал мудрый и справедливый указ - увеличить налог в половину. Твоя милость не знает границ. Решение твое мы одобряем и поддерживаем. Но нам не понятен второй пункт, где речь идет о наказании за неуплату подати - казнить каждого пятого. Скажи наш добрейший князь, веревку и камень брать с собой или все будет за счет казны? - дурачился я.
- Хорошо подмечено о нашей демократии и отлично сказано о нашей русской бессловесности и раболепии! - одобрил мое кривляние серьезный Илларион.
- Так могут поступать только новгородские мещане, со своим хваленным вече, а не такие личности, как мы, - подытожил он и предложил:
- Вот, что господа, дадим клятву никогда не служить глупости и во вред нашему отечеству; поклянемся нашими Богами! Предложение было встречено всеобщим одобрением. Мы вернулись в харчевню и, подняв кубки с вином, дали клятву. Вскоре мои друзья меня покинули, чтобы отправиться в княжеский квартал, где находился дом одной известной прелестницы, где всегда можно было развлечься. Меня они не звали, так как видели, какими взглядами мы обмениваемся с Марией.
Теперь мой день начинался и кончался моими новыми друзьями. Они меня приодели на свой лад, изменили мои привычки. В моем характере и настроении произошла полная перемена. Из прежнего рассудительного и степенного юноши – язычника я превратился в шумного, легкомысленного вертопраха. Друзья поздравили меня с этой метаморфозой и сказали, что мне необходимо еще завести любовную интригу со знатной дамой, чтобы блистать в обществе. Иначе мне не сделаться щеголем и узнаваемым человеком в городище. Они, к примеру, пользуются благосклонностью двух-трех благородных дам. Я решил, что они просто врут, но со временем попробовать…