Форум
Участь и желание любой юной девушки выйти удачно замуж, но когда такое по каким – то причинам не происходит, и девушка повзрослела, то она начинает бояться двух вещей: смерти и брака, из них страшнее и ужаснее для нее - брак. В смерти она находит покой, а в браке – ад! Такие женщины любят, но никогда не выходят замуж!
И вот этот час настал, и, как говорил мой дядюшка:
- Есть время плакать, есть и веселиться!
У меня было положение, деньги и уважение. Конечно, первым делом я решил навестить своих старых друзей. Облачившись в дорогой, шитый золотом кафтан, как у знатного вельможи при княжеском дворе, я отправился по старому адресу, где раньше проживали мои друзья. Однако, их там не нашел. Хозяйка мне сказала, что такие люди здесь больше не живут. Тогда я направился в таверну, но и там их давно не видели. Сказывали, что они покинули Новгород и отправились со своими господами в Константинополь и будто там приняли новую веру. Такому известию я не удивился. Это было в их стиле.
Опечаленный, я вернулся домой и снова засел за книги. Мое занятие прервал инок, который передал мне записку от знатной дамы, которой срочно нужен переводчик. В записке она умоляла меня срочно прийти по указанному адресу. Об этой даме я много слышал. Она была влиятельна и красива. Надо было идти, благо она жила рядом, в княжеском квартале.
У входа в дом меня уже ждала старушка. Она ввела меня в дом не через парадный вход, а с тыльной стороны дома, через садовую калитку. Женщина ввела меня в просторный дом и заперла в богато обставленных покоях, сказав:
- Подождите здесь: я доложу о вас, что вы пришли.
Я огляделся. В этом кабинете, освещенном множеством свечей, было немало драгоценных предметов, которые говорили о том, что моя дама не только знатного происхождения, но и богата. Она была обставлена тяжелой мебелью, большими серебряными вазами, на стенах висели узорчатые ковры, заглушающие всякие шумы; здесь пахло свечами, ладаном, пряностями и лекарственными травами. Это помещение, казалось, впитало все запахи жизни. Тут бесшумно вошла красивая дама. Она устремила свои прекрасные голубые глаза на меня и, смущаясь, не громко сказала:
- Сударь, что я сейчас делаю - ужасно, но это выше моих сил. Мне не нужны ваши услуги переводчика - мне нужны вы! Мне не раз приходилось вас видеть в обществе княгини. Вы не такой, как все и глупо скрывать сейчас мои нежные чувства, которые я к вам давно питаю. Не думайте, однако, что вы покорили сердце какой-нибудь сиятельной особы; я всего-навсего вдова одного из сотников княжеской дружины; после смерти мужа стала любовницей боярина Любомира Нарышкина. Он меня любит и ничего не жалеет для меня. Но все его старания тщетны и я терплю его ухаживания единственно только из тщеславия. Нет у меня и желания выходить за него замуж. Брак не для меня!
Слушая искреннюю речь молодой прелестницы, я благодарил всех языческих Богов за то, что после годового воздержания, наконец, дали мне женщину и послали мне это приключение. Анна - так звали мою даму - была еще очень молода. Красота ее, меня ослепила. Более того: мне, язычнику, льстило овладеть сердцем и телом гречанки, которое пренебрегло поклонение знатного вельможи. Какое торжество для язычника и руса!
- Какая красотка! – сказал я сам себе. – Этакая прелестница, черт подери, может закрепить за мной славу блестящего молодого человека при княжеском дворе, как советовали мои друзья, и поднять мой престиж перед знатными молодыми боярами. И тут снова услышал грудной и возбуждающий голос молодой прелестницы:
- Не сомневаюсь, сударь, что вы возымели дурное мнение о женщине, которая, не будучи с вами знакома, зазывает вас к себе; но, быть может, вы отнесетесь ко мне благосклонно, когда узнаете, что я поступаю так не со всяким. Я приняла вас за благородного человека…
- Вы не ошиблись, любезная , - перебил я ее, напыжившись и выставив грудь вперед, проговорил, - могу сказать, не хвалясь, что я умею ценить внимание женщины ко мне и хранить тайну…
И тут же, я упал к ногам Анны, поблагодарил ее за оказанную мне милость, а потом начал осыпать ее поцелуями и, не мешкая, приступил к делу. С проворством умелой горничной я тут же отколол булавку, удерживающую ее пышную атласную юбку, расстегнул верхнюю часть платья, соскользнувшее на пол, и за ним с невероятной быстротой отправил ее нижнюю в кружевах юбку и рубашку. За считанные секунды благородная дама осталась в одних чулках и была брошена на стеганное желтое одеяло ее роскошной кровати. Это было мною сделано так грубо и торопливо, что я потом устыдился своей мужланской страсти. Я начал с шеи и плеч и дошел до ее промежности:
- Я хочу всю тебя видеть, - сказал я нежно Анне, стягивая с чулки и бережно опуская на одеяло. Широко раздвинув ее ноги, я тронул рукою пульсирующую повлажневшую плоть.
У тебя вкус мяты… и тебя, - прошептал я, задыхаясь. Мои ласковые движения языка и губ были столь чувственными, что скоро все существо Анны окунулось в пучину невыносимого желания, заставившего ее впиться руками в мои волосы и неистово прижиматься ко мне бедрами, утопая в сладкой муке. Она размякла в моих руках и повиновалась малейшему моему требованию. И тогда, я грубо повернул ее к себе спиной, поставил на колени и мощно вошел в нее сзади. Она извивалась, стонала и приговаривала:
-Еще, еще! Сильнее, глубже, милый!
Еще немного, и я разразился громким криком и мощной струей, которая начала растекаться по ее спине и ягодицам. Взяв ее за волосы и повернув к себе, я заставил ее слизывать с моего копья остатки нектара. Она покорно повиновалась…
То же самое, только в разных вариациях, мы с ней проделали еще два раза. Я понял - она была в восторге от меня. Доволен был и я.
Мы потеряли счет времени. Глиняный изящный кувшин с густым вином, настоянным на вишне, наполовину опустел; в камине догорали поленья. Признаюсь, однако, в своей слабости; я был пленен раскованностью и прелестями знатной дамы, но мне не понравилось ее заявление о том, что мы будем с ней видеться только в те дни, когда она будет свободна от встреч с богатым боярином. Это мне не понравилось, так как ударило по моему самолюбию. Впервые в жизни, я испытал, что такое ревность. Перед самым уходом из ее дома я пребывал в глубокой задумчивости и грусти на что проницательная Анна заметила:
- Что с тобой, Жизномир? – спросила она удивленно. - Всего несколько минут назад ты был так весел и неподражаем. С чего это напала на тебя такая черная меланхолия. Ты мрачен и печален. Признайся, дорогой, тебе не хочется расставаться со мной? – И тут же весело и беззаботно рассмеялась мне в лицо.
- Ты проницательна! Не без причины моя грусть, радость моя, в том же тоне ответил я. – Мне трудно осознавать, что я должен буду тебя делить с другим мужчиной.
- Хороша причина для грусти! – прервала она меня, заливаясь хохотом.
- Как? это тебя огорчает?- Ну, знаешь, мой милый мальчишка, ты не испил еще чаши до дна с женщинами. Ты должен привыкнуть к вольным нравам женщин при княжеском дворе. Брось свою ревность, дитя мое и наслаждайся моментом! В этой среде ревнивцев почитают за простофиль и неудачников. Отцы, мужья, братья и дяди, любовники и любовницы - самые покладистые люди на свете; порой они даже самолично заботятся о том, чтобы пристроить нашу сестру в хорошие руки.
Анна еще час увещала меня, чтобы я ни к кому ее не ревновал и ко всему относился спокойно, и, наконец, объявила, что я – тот счастливый смертный, который нашел путь к ее сердцу. Затем она поклялась, что никого, кроме меня, никогда не полюбит. В ответ на эти уверения, в которых я, конечно, усомнился, даже не будучи еще большим скептиком, я обещал ей больше не тревожиться ревностью и вскоре свое слово сдержал.
Мы с ней расстались лучшими друзьями на свете: без обязательств и заверений в вечной любви и верности, сговорившись видеться всякий вечер, когда вельможа не сможет ее навестить, о чем она меня обещала тотчас уведомить.
Действительно, она так и поступала. Мы довольно часто стали видеться, чтобы насладиться нашими телами и желаниями, которые нам подарила природа и наши Боги. И хотя, как я понял, она была христианка, то в любви она была язычница, и именно это нас сближало и роднило. Так я усвоил главный урок во взаимоотношениях с женщинами – никогда не показывай им своих истинных чувств, и в особенности, ревности, ибо сразу ты проиграешь любовную битву в начале сражения!
И вот этот час настал, и, как говорил мой дядюшка:
- Есть время плакать, есть и веселиться!
У меня было положение, деньги и уважение. Конечно, первым делом я решил навестить своих старых друзей. Облачившись в дорогой, шитый золотом кафтан, как у знатного вельможи при княжеском дворе, я отправился по старому адресу, где раньше проживали мои друзья. Однако, их там не нашел. Хозяйка мне сказала, что такие люди здесь больше не живут. Тогда я направился в таверну, но и там их давно не видели. Сказывали, что они покинули Новгород и отправились со своими господами в Константинополь и будто там приняли новую веру. Такому известию я не удивился. Это было в их стиле.
Опечаленный, я вернулся домой и снова засел за книги. Мое занятие прервал инок, который передал мне записку от знатной дамы, которой срочно нужен переводчик. В записке она умоляла меня срочно прийти по указанному адресу. Об этой даме я много слышал. Она была влиятельна и красива. Надо было идти, благо она жила рядом, в княжеском квартале.
У входа в дом меня уже ждала старушка. Она ввела меня в дом не через парадный вход, а с тыльной стороны дома, через садовую калитку. Женщина ввела меня в просторный дом и заперла в богато обставленных покоях, сказав:
- Подождите здесь: я доложу о вас, что вы пришли.
Я огляделся. В этом кабинете, освещенном множеством свечей, было немало драгоценных предметов, которые говорили о том, что моя дама не только знатного происхождения, но и богата. Она была обставлена тяжелой мебелью, большими серебряными вазами, на стенах висели узорчатые ковры, заглушающие всякие шумы; здесь пахло свечами, ладаном, пряностями и лекарственными травами. Это помещение, казалось, впитало все запахи жизни. Тут бесшумно вошла красивая дама. Она устремила свои прекрасные голубые глаза на меня и, смущаясь, не громко сказала:
- Сударь, что я сейчас делаю - ужасно, но это выше моих сил. Мне не нужны ваши услуги переводчика - мне нужны вы! Мне не раз приходилось вас видеть в обществе княгини. Вы не такой, как все и глупо скрывать сейчас мои нежные чувства, которые я к вам давно питаю. Не думайте, однако, что вы покорили сердце какой-нибудь сиятельной особы; я всего-навсего вдова одного из сотников княжеской дружины; после смерти мужа стала любовницей боярина Любомира Нарышкина. Он меня любит и ничего не жалеет для меня. Но все его старания тщетны и я терплю его ухаживания единственно только из тщеславия. Нет у меня и желания выходить за него замуж. Брак не для меня!
Слушая искреннюю речь молодой прелестницы, я благодарил всех языческих Богов за то, что после годового воздержания, наконец, дали мне женщину и послали мне это приключение. Анна - так звали мою даму - была еще очень молода. Красота ее, меня ослепила. Более того: мне, язычнику, льстило овладеть сердцем и телом гречанки, которое пренебрегло поклонение знатного вельможи. Какое торжество для язычника и руса!
- Какая красотка! – сказал я сам себе. – Этакая прелестница, черт подери, может закрепить за мной славу блестящего молодого человека при княжеском дворе, как советовали мои друзья, и поднять мой престиж перед знатными молодыми боярами. И тут снова услышал грудной и возбуждающий голос молодой прелестницы:
- Не сомневаюсь, сударь, что вы возымели дурное мнение о женщине, которая, не будучи с вами знакома, зазывает вас к себе; но, быть может, вы отнесетесь ко мне благосклонно, когда узнаете, что я поступаю так не со всяким. Я приняла вас за благородного человека…
- Вы не ошиблись, любезная , - перебил я ее, напыжившись и выставив грудь вперед, проговорил, - могу сказать, не хвалясь, что я умею ценить внимание женщины ко мне и хранить тайну…
И тут же, я упал к ногам Анны, поблагодарил ее за оказанную мне милость, а потом начал осыпать ее поцелуями и, не мешкая, приступил к делу. С проворством умелой горничной я тут же отколол булавку, удерживающую ее пышную атласную юбку, расстегнул верхнюю часть платья, соскользнувшее на пол, и за ним с невероятной быстротой отправил ее нижнюю в кружевах юбку и рубашку. За считанные секунды благородная дама осталась в одних чулках и была брошена на стеганное желтое одеяло ее роскошной кровати. Это было мною сделано так грубо и торопливо, что я потом устыдился своей мужланской страсти. Я начал с шеи и плеч и дошел до ее промежности:
- Я хочу всю тебя видеть, - сказал я нежно Анне, стягивая с чулки и бережно опуская на одеяло. Широко раздвинув ее ноги, я тронул рукою пульсирующую повлажневшую плоть.
У тебя вкус мяты… и тебя, - прошептал я, задыхаясь. Мои ласковые движения языка и губ были столь чувственными, что скоро все существо Анны окунулось в пучину невыносимого желания, заставившего ее впиться руками в мои волосы и неистово прижиматься ко мне бедрами, утопая в сладкой муке. Она размякла в моих руках и повиновалась малейшему моему требованию. И тогда, я грубо повернул ее к себе спиной, поставил на колени и мощно вошел в нее сзади. Она извивалась, стонала и приговаривала:
-Еще, еще! Сильнее, глубже, милый!
Еще немного, и я разразился громким криком и мощной струей, которая начала растекаться по ее спине и ягодицам. Взяв ее за волосы и повернув к себе, я заставил ее слизывать с моего копья остатки нектара. Она покорно повиновалась…
То же самое, только в разных вариациях, мы с ней проделали еще два раза. Я понял - она была в восторге от меня. Доволен был и я.
Мы потеряли счет времени. Глиняный изящный кувшин с густым вином, настоянным на вишне, наполовину опустел; в камине догорали поленья. Признаюсь, однако, в своей слабости; я был пленен раскованностью и прелестями знатной дамы, но мне не понравилось ее заявление о том, что мы будем с ней видеться только в те дни, когда она будет свободна от встреч с богатым боярином. Это мне не понравилось, так как ударило по моему самолюбию. Впервые в жизни, я испытал, что такое ревность. Перед самым уходом из ее дома я пребывал в глубокой задумчивости и грусти на что проницательная Анна заметила:
- Что с тобой, Жизномир? – спросила она удивленно. - Всего несколько минут назад ты был так весел и неподражаем. С чего это напала на тебя такая черная меланхолия. Ты мрачен и печален. Признайся, дорогой, тебе не хочется расставаться со мной? – И тут же весело и беззаботно рассмеялась мне в лицо.
- Ты проницательна! Не без причины моя грусть, радость моя, в том же тоне ответил я. – Мне трудно осознавать, что я должен буду тебя делить с другим мужчиной.
- Хороша причина для грусти! – прервала она меня, заливаясь хохотом.
- Как? это тебя огорчает?- Ну, знаешь, мой милый мальчишка, ты не испил еще чаши до дна с женщинами. Ты должен привыкнуть к вольным нравам женщин при княжеском дворе. Брось свою ревность, дитя мое и наслаждайся моментом! В этой среде ревнивцев почитают за простофиль и неудачников. Отцы, мужья, братья и дяди, любовники и любовницы - самые покладистые люди на свете; порой они даже самолично заботятся о том, чтобы пристроить нашу сестру в хорошие руки.
Анна еще час увещала меня, чтобы я ни к кому ее не ревновал и ко всему относился спокойно, и, наконец, объявила, что я – тот счастливый смертный, который нашел путь к ее сердцу. Затем она поклялась, что никого, кроме меня, никогда не полюбит. В ответ на эти уверения, в которых я, конечно, усомнился, даже не будучи еще большим скептиком, я обещал ей больше не тревожиться ревностью и вскоре свое слово сдержал.
Мы с ней расстались лучшими друзьями на свете: без обязательств и заверений в вечной любви и верности, сговорившись видеться всякий вечер, когда вельможа не сможет ее навестить, о чем она меня обещала тотчас уведомить.
Действительно, она так и поступала. Мы довольно часто стали видеться, чтобы насладиться нашими телами и желаниями, которые нам подарила природа и наши Боги. И хотя, как я понял, она была христианка, то в любви она была язычница, и именно это нас сближало и роднило. Так я усвоил главный урок во взаимоотношениях с женщинами – никогда не показывай им своих истинных чувств, и в особенности, ревности, ибо сразу ты проиграешь любовную битву в начале сражения!
