Форум
Жизнь любого человека не обходиться без физических и душевных ран, но со временем эти раны затянутся или затеряются в глубине нашей памяти, и о них лишь будут напоминать твои шрамы и отдельные воспоминания. Но в какой-то отдельный момент, если с нами приключится подобная история и возникнет вдруг неодолимое желание вернуться в прошлое, достаточно будет, лишь взглянуть на шрамы или вспомнить подобную ситуацию, как мы будем знать, как нам поступить. Шрамы, душевные и физические, напомнят нам о наших делах хороших, и плохих и мы продолжим путь вперед…
Несмотря на все принятые меры Анной, утаить от своего покровителя наши отношения ни к чему не привели. Он вскоре узнал все о наших встречах. Недовольная служанка поставила его об этом в известность. Этот боярин, по природе великодушный, но гордый, ревнивый, вспыльчивый, страшно вознегодовал на мою дерзость. Гнев и ревность ослепили ему рассудок. Он решил мне отомстить, но не достойным образом. Однажды ночью, когда я был у Анны, он подкараулил меня с толпою своих слуг, которые были вооружены палками. Как только я вышел из калитки, он приказал гнусной своей челяди схватить меня и избить до смерти.
- Учить дураков – не жалеть кулаков! Накажите этого деревенского петушка! – крикнул боярин в ярости.
- Пусть этот, дерзкий наглец, погибнет под вашими ударами! Я накажу его за наглость…
Не успел он договорить, как на мою голову обрушился град палочных ударов. Нападение толпы было столь неожиданное и стремительное, что я для своей защиты не успел ничего предпринять. Меня сбили с ног и нанесли палками и ногами столько ударов, что я лишился чувств. Остаток ночи я пролежал в бессознательном состоянии. На рассвете меня заметили прохожие. Они увидели, что я дышу, сжалились надо мной и отнесли меня к волхву-лекарю, который хорошо знал моего дядюшку. Мое счастье - раны мои оказались не смертельными, и я попал в руки хорошего лекаря, который за два месяца поставил меня на ноги. По окончании этого срока я снова вернулся к своим книгам и прежнему образу жизни. Анна о себе не напоминала, так как боярин только на этих условиях согласился простить ей измену. Я ее понимал и не обижался.
Поскольку мои приключения не были уже ни для кого тайной, и к тому же я не был трусом, так как я был участником всех кулачных боев на княжеском дворе, то все дивились, видя меня таким спокойным, словно мне не было нанесено никакого оскорбления. За подобные бесчестные поступки у нас в деревне вызывают на кулачный бой до смертного конца или по решению старейшин изгоняют прочь из деревни, если ты не отстоял свою честь. Я же, по данному случаю, не высказывал своих мыслей и, казалось, не испытывал злобы, а потому люди не знали, что им думать о моем притворном равнодушии. Одни при дворе полагали, что, несмотря на мою храбрость и славу кулачного бойца, высокий ранг обидчика удерживает меня в почтении и побуждает проглотить оскорбление, другие, будучи ближе к истине, не доверяли моему молчанию и считали показным то спокойное состояние, в, котором я, казалось, пребывал. Добрыня, который недавно вернулся из похода и хорошо знавший моего отца и нравы нашей деревни, сразу сказал князю Владимиру и Малуши, что будет смертоубийство. Княгиня попросила Добрыню и сына не допустить этого. Меня срочно вызвал к князю Владимиру.
В огромном тронном зале, отведенном для аудиенций, дюжина дружинников, придворных, писцов, разбившись на маленькие группки, шепталась между собой, поглядывая в сторону конунга. На троне сидел князь Владимир. Рядом стоял, опираясь на спинку трона, Добрыня. Конунгу, как и мне, было не более девятнадцати лет. Как я потом узнал – мы были почти одногодки.
Он был среднего роста и физически несовершенен; безусое лицо с правильными чертами и густыми бровями; гордый разрез серых глаз и надменный взгляд.
Князь был одет в кафтан темно-фиолетово-синего цвета с облегающими рукавами, заканчивающимися золоченой парчой; нижняя кайма красная. Поверх него темно-синяя мантия с широкой золотой каймой, застегнутая рубиновой пряжкой. Его сапоги - из зеленого сафьяна. Головной убор Владимира состоял из соболиной шапки с низкой тульей из золоченой ткани:
- Сударь я знаю, что с вами случилось и, признаюсь, удивлен вашим спокойствием: вы, несомненно, притворяетесь, а сами замышляете месть, - строго произнес конунг.
- Мой господин, - отвечал я, – говорить - беда, а молчать – другая, Мне обидчик не известен; на меня напали ночью какие-то незнакомые мне люди: я рад бы отомстить, но кому? Я с этим смирился, - спокойно отвечал я.
- Я не верю ни одному вашему слову, - воскликнул гневно конунг. Мне известно все. Боярин Любомир Нарышкин нанес вам смертельную обиду. Вы сын храброго воина моего отца и язычник; я знаю, к чему вас обязывает и то и другое. Признавайтесь в своих намерениях: я, ваш государь, требую; и не бойтесь раскаяться в том, что доверили мне свою тайну.
-Вы довольно жестоки, государь! – почтительно заметил я. – Если унижение, которому я подвергся, мало для моего наказания, если ваш гнев не угас, покарайте меня еще большим позором и еще более страшным бесчестьем, отговорив меня от мести.
- Отчаянье, сударь, - сказал спокойно князь, - опасный советчик, а месть перестает быть местью, если мы причиним зло, большее, чем то, за которое мстим. Я вам приказываю рассказать мне о своих намерениях относительно боярина Нарышкина. Не забывайтесь, вы - мой подданный!
- Раз вы, мой государь, мне приказываете,- сказал я,- то считаю своим долгом открыть вам свои намерения. Я помышляю отомстить за причиненную мне обиду, за это я ответственен перед своим родом и нашими Богами. Вы знаете, как недостойно со мной обошлись, а потому намерен убить боярина в честном кулачном бою, не получится - из-за угла проткну его кинжалом. Хочу просить Вашу милость назначить день нашей схватки до смерти одного из нас!
- Я восхищен вашей честностью и благородством, сударь, - с удивлением произнес каган.- Вы могли бы поступить с ним так, как он поступил с вами: напасть на него ночью с кинжалом или размножить ему голову кистенем, и никто бы вас за это не осудил. Однако не спешите с местью. Вы оба мне очень дороги и скоро мне понадобитесь в одном деликатном деле. Я очень хотел бы вас примирить. Дайте мне время?
- Ах, государь, - воскликнул я в сердцах, - зачем вы принудили меня открыть вам мою тайну. Смерть – лучше бесчестия! Примирение просто невозможно. Я его непременно убью!
- Хорошо,- сказал князь,- если я не найду такого, которое удовлетворит вас примириться с Нарышкиным, поступайте как знаете. Я не намерен злоупотреблять сделанными вами признаниями и позволить, чтобы вы запятнали честь вашего рода, можете быть совершенно спокойны на этот счет!
Честно говоря, идея убить боярина подлым способом из-за угла меня совсем не прельщала. И не только по соображениям морали. Согласно не писанных новгородских законов, традиций, правил, передаваемых из поколения в поколения, за убийство княжеского боярина( огнищанина, тиуна, управителя)местная община должна была меня найти и убить, как бездомного пса. Если я не буду общиной найден , то она должна заплатить за меня штраф в 80 гривен. Штраф за разбойническое убийство княжеского вельможи по нашим временам был огромным Он равнялся стоимости стада в 80 волов или 400 баранов. Такой штраф мог разорить любую общину. За убийство смерда или холопа, штраф составлял 5 гривен. Именно по этой причине, я до сих пор не поквитался со спесивым боярином! Я хотел его убить в честном бою, по Божьему Суду.
Я поблагодарил конунга за понимание и с поклоном удалился. На выходе меня остановил Добрыня, который присутствовал при моей встрече с князем и все слышал. Он меня обнял, и по-отечески сказал:
- Узнаю породу рода Мирошки! Отец и мать гордились бы тобой. На меня, Жизномир, не сердись, что до сих пор с тобой не встретился и не выполнил обещание, данное твоему дяде Добрушке. Все было не досуг, да и княгиня попросила не сманивать тебя в дружину. Она сказала, что от твоей учености будет больше прока князю, чем как от воина. На этом мы с Добрыней и расстались.
После первой встречи и разговора с конунгом, я поймал вдруг себя на мысли, что мы лицом, фигурой и манерой говорить, мыслить и поступать, чем-то схожи, но тут же выбросил эти мысли с моей головы. Просто мне всегда хотелось иметь брата, но наши боги мне его не дали.
Несмотря на все принятые меры Анной, утаить от своего покровителя наши отношения ни к чему не привели. Он вскоре узнал все о наших встречах. Недовольная служанка поставила его об этом в известность. Этот боярин, по природе великодушный, но гордый, ревнивый, вспыльчивый, страшно вознегодовал на мою дерзость. Гнев и ревность ослепили ему рассудок. Он решил мне отомстить, но не достойным образом. Однажды ночью, когда я был у Анны, он подкараулил меня с толпою своих слуг, которые были вооружены палками. Как только я вышел из калитки, он приказал гнусной своей челяди схватить меня и избить до смерти.
- Учить дураков – не жалеть кулаков! Накажите этого деревенского петушка! – крикнул боярин в ярости.
- Пусть этот, дерзкий наглец, погибнет под вашими ударами! Я накажу его за наглость…
Не успел он договорить, как на мою голову обрушился град палочных ударов. Нападение толпы было столь неожиданное и стремительное, что я для своей защиты не успел ничего предпринять. Меня сбили с ног и нанесли палками и ногами столько ударов, что я лишился чувств. Остаток ночи я пролежал в бессознательном состоянии. На рассвете меня заметили прохожие. Они увидели, что я дышу, сжалились надо мной и отнесли меня к волхву-лекарю, который хорошо знал моего дядюшку. Мое счастье - раны мои оказались не смертельными, и я попал в руки хорошего лекаря, который за два месяца поставил меня на ноги. По окончании этого срока я снова вернулся к своим книгам и прежнему образу жизни. Анна о себе не напоминала, так как боярин только на этих условиях согласился простить ей измену. Я ее понимал и не обижался.
Поскольку мои приключения не были уже ни для кого тайной, и к тому же я не был трусом, так как я был участником всех кулачных боев на княжеском дворе, то все дивились, видя меня таким спокойным, словно мне не было нанесено никакого оскорбления. За подобные бесчестные поступки у нас в деревне вызывают на кулачный бой до смертного конца или по решению старейшин изгоняют прочь из деревни, если ты не отстоял свою честь. Я же, по данному случаю, не высказывал своих мыслей и, казалось, не испытывал злобы, а потому люди не знали, что им думать о моем притворном равнодушии. Одни при дворе полагали, что, несмотря на мою храбрость и славу кулачного бойца, высокий ранг обидчика удерживает меня в почтении и побуждает проглотить оскорбление, другие, будучи ближе к истине, не доверяли моему молчанию и считали показным то спокойное состояние, в, котором я, казалось, пребывал. Добрыня, который недавно вернулся из похода и хорошо знавший моего отца и нравы нашей деревни, сразу сказал князю Владимиру и Малуши, что будет смертоубийство. Княгиня попросила Добрыню и сына не допустить этого. Меня срочно вызвал к князю Владимиру.
В огромном тронном зале, отведенном для аудиенций, дюжина дружинников, придворных, писцов, разбившись на маленькие группки, шепталась между собой, поглядывая в сторону конунга. На троне сидел князь Владимир. Рядом стоял, опираясь на спинку трона, Добрыня. Конунгу, как и мне, было не более девятнадцати лет. Как я потом узнал – мы были почти одногодки.
Он был среднего роста и физически несовершенен; безусое лицо с правильными чертами и густыми бровями; гордый разрез серых глаз и надменный взгляд.
Князь был одет в кафтан темно-фиолетово-синего цвета с облегающими рукавами, заканчивающимися золоченой парчой; нижняя кайма красная. Поверх него темно-синяя мантия с широкой золотой каймой, застегнутая рубиновой пряжкой. Его сапоги - из зеленого сафьяна. Головной убор Владимира состоял из соболиной шапки с низкой тульей из золоченой ткани:
- Сударь я знаю, что с вами случилось и, признаюсь, удивлен вашим спокойствием: вы, несомненно, притворяетесь, а сами замышляете месть, - строго произнес конунг.
- Мой господин, - отвечал я, – говорить - беда, а молчать – другая, Мне обидчик не известен; на меня напали ночью какие-то незнакомые мне люди: я рад бы отомстить, но кому? Я с этим смирился, - спокойно отвечал я.
- Я не верю ни одному вашему слову, - воскликнул гневно конунг. Мне известно все. Боярин Любомир Нарышкин нанес вам смертельную обиду. Вы сын храброго воина моего отца и язычник; я знаю, к чему вас обязывает и то и другое. Признавайтесь в своих намерениях: я, ваш государь, требую; и не бойтесь раскаяться в том, что доверили мне свою тайну.
-Вы довольно жестоки, государь! – почтительно заметил я. – Если унижение, которому я подвергся, мало для моего наказания, если ваш гнев не угас, покарайте меня еще большим позором и еще более страшным бесчестьем, отговорив меня от мести.
- Отчаянье, сударь, - сказал спокойно князь, - опасный советчик, а месть перестает быть местью, если мы причиним зло, большее, чем то, за которое мстим. Я вам приказываю рассказать мне о своих намерениях относительно боярина Нарышкина. Не забывайтесь, вы - мой подданный!
- Раз вы, мой государь, мне приказываете,- сказал я,- то считаю своим долгом открыть вам свои намерения. Я помышляю отомстить за причиненную мне обиду, за это я ответственен перед своим родом и нашими Богами. Вы знаете, как недостойно со мной обошлись, а потому намерен убить боярина в честном кулачном бою, не получится - из-за угла проткну его кинжалом. Хочу просить Вашу милость назначить день нашей схватки до смерти одного из нас!
- Я восхищен вашей честностью и благородством, сударь, - с удивлением произнес каган.- Вы могли бы поступить с ним так, как он поступил с вами: напасть на него ночью с кинжалом или размножить ему голову кистенем, и никто бы вас за это не осудил. Однако не спешите с местью. Вы оба мне очень дороги и скоро мне понадобитесь в одном деликатном деле. Я очень хотел бы вас примирить. Дайте мне время?
- Ах, государь, - воскликнул я в сердцах, - зачем вы принудили меня открыть вам мою тайну. Смерть – лучше бесчестия! Примирение просто невозможно. Я его непременно убью!
- Хорошо,- сказал князь,- если я не найду такого, которое удовлетворит вас примириться с Нарышкиным, поступайте как знаете. Я не намерен злоупотреблять сделанными вами признаниями и позволить, чтобы вы запятнали честь вашего рода, можете быть совершенно спокойны на этот счет!
Честно говоря, идея убить боярина подлым способом из-за угла меня совсем не прельщала. И не только по соображениям морали. Согласно не писанных новгородских законов, традиций, правил, передаваемых из поколения в поколения, за убийство княжеского боярина( огнищанина, тиуна, управителя)местная община должна была меня найти и убить, как бездомного пса. Если я не буду общиной найден , то она должна заплатить за меня штраф в 80 гривен. Штраф за разбойническое убийство княжеского вельможи по нашим временам был огромным Он равнялся стоимости стада в 80 волов или 400 баранов. Такой штраф мог разорить любую общину. За убийство смерда или холопа, штраф составлял 5 гривен. Именно по этой причине, я до сих пор не поквитался со спесивым боярином! Я хотел его убить в честном бою, по Божьему Суду.
Я поблагодарил конунга за понимание и с поклоном удалился. На выходе меня остановил Добрыня, который присутствовал при моей встрече с князем и все слышал. Он меня обнял, и по-отечески сказал:
- Узнаю породу рода Мирошки! Отец и мать гордились бы тобой. На меня, Жизномир, не сердись, что до сих пор с тобой не встретился и не выполнил обещание, данное твоему дяде Добрушке. Все было не досуг, да и княгиня попросила не сманивать тебя в дружину. Она сказала, что от твоей учености будет больше прока князю, чем как от воина. На этом мы с Добрыней и расстались.
После первой встречи и разговора с конунгом, я поймал вдруг себя на мысли, что мы лицом, фигурой и манерой говорить, мыслить и поступать, чем-то схожи, но тут же выбросил эти мысли с моей головы. Просто мне всегда хотелось иметь брата, но наши боги мне его не дали.
