Спокойная: «поп в норе удавился»
Что может охота из человека сделать! Есть, положим, разные охотники — меткие, ловкие, хитрые и так далее, а есть и жадные. Такому, скажем, ежели зверь попад`тся, так он скорее шею сломит, а от дичины не отступится.
Говорит молва, что жил в станице Спокойной на Кубани поп. И был он страстный охотник. Отслужил, скажем, в церкви, благословил казаков, да и к попадье:
- Готовь, мать, чего-нибудь съестного… Наберёт в мешок, да и пошёл за станицу. Идёт, прислушивается, принюхивается. Одним словом — охотится. Дрожит у него душа от напряжения…
- Господи, — шепчет, — лису бы мне… Лисичку бы, махонькую…
И говорят же люди — нет чудес! Ан, что ж оказалось-то? Чудо и приключись! Замела хвостом лиса у батюшкиных ног, да и шмыг в нору! …
Гикнул поп — и за ней… Подобрал полы подрясника. Добежал до норы… Опоздал!
Недолго думая, полез поп в нору, а лиса тем временем в другую дыру выскочила. Выскочил бы за ней и поп, только наткнулся в темноте на лисенят. Загорелось сердце. Сгрёб их в охапку, стал пятиться назад, и застрял. Ему бы бросить добычу, так нет — жадный был охотник. Тискался, тискался, пока не задушился! …
Другие охотники, когда к норе подошли, увидели поповские ноги. Отрыли батюшку и разнесли по станицам: «Поп из Спокойной в норе удушился… Ярый охотник… Беда-а! …»
Вознесенская: «уздечкой перепелов накидывали»
В соседних станицах паника, можно сказать. Пропало несколько коней… Что за притча такая? И чужих не было, и коней нет. Волновались казаки: может быть, караульных назначить, может, в станицы другие розыск послать…
- На сходе надо решить, что делать! …
Только собрался сход у Правления, начали горячо разговаривать, смотрят: бегут несколько казаков-вознесенцев — бледные, в руках уздечки мотаются.
- Вы откуда?
- А вон та-ам были!
- Ага… Чего-ж вы «там» делали?
- А так…
- Что это «так»?
- Перепелов ловили…
- Чем же вы их ловили?
- А уздечками накидывали…
- Вот мы вас накинем! — озлились казаки.- Ишь, перепелятники нашлись… Где это видано, чтоб перепела на четырех ногах ходили, по лошадиному ржали, и уздечка для них надобна б была? …
Засовская: «козлятники», или «козёл ладан поел»
Богомольная Засовская станица. Старушки на все кресты крестятся, всех угодников наизусть знают, любят в церковь ходить, когда надо и когда не надо. На том свете — всё зачтётся! Казаки-засовцы — серьёзный народ. Любят порядок и благочиние. Молодёжь стариков слушается, старики атамана чтут.
Патриархальность такая. К церковной службе служки за час готовятся: ладан переберут, паникадила начистят, воск со светилен накапавший, ножичками соскоблят, пол вымоют и побрызгают. В церкви — чистота и порядок. И начнёт батюшка службу. Иной казак молится, и так у него хорошо на душе… Смотришь, и в душе — чистота и порядок. Всё было ладно…
Вот и к той вечерне сошёлся народ. Началась служба. Хватились ладана, а его нет. Оставили ладан на дворе, а козёл гулял, понюхал, да и стал жевать, весь-то и поел… Была служба без ладана. Но это не так ещё, чтобы очень… А вот тот же козёл сыграл ещё шутку со своей станицей — запутался раз за висящую с колокольни верёвку рогами, и давай звонить…
Побежали все с разных сторон. Кто ведра хватает, кто бешмет второпях натягивает, кто винтовку берет. Паника! Набат же бьёт! Добежали до церкви и плюнули от злости: стоит козёл и машет головой:
- Дили-бом, бом, бом, бом…
И родилась же такая скотина в станице! … Не иначе — чёрт в козла вселился, чтобы души казачьи смутить и между соседей ославить! …
Нижне-Чирская: «пегая кобыла»
Было это много этак годов тому назад. Жара стояла ужасная, одним словом — лето. Жили себе казаки не так, чтобы здорово, не так, чтоб уж очень плохо. Мирно жили. Хлеб уродился, всё было вовремя. Тишь и Божья благодать.
Атаман станицы Нижне-Чирской был степенный человек, разумный, каждому начальству угодливый. Выйдет вечерком на улицу в синем чекмене — посмотрит направо, посмотрит налево. Кому под козырёк возьмёт, кому поклон отдаст. Лычки на ём жаром горели — новые такие. С каждым годом всё сильнее блещут — такая, стало быть, материя стоящая. Посидит атаман на лавочке, да в курень к себе заворачивает. Сел как-то он, расправил усы, бороду — медленно так, по важному — вдруг слышит: бежит кто-то, отдувается. Добежал: дед-пономарь. Только хотел что-то важное сообщить — в это время конный казак. Подлетел к атаманскому куреню. Так и так: завтра архирей будет… к двенадцати часам. Едут в колясках, при шести конях и с провожатыми! …
Забилось у атамана сердце. Приказал пономарю бить в колокол, сзывать всех в Правление.
Загудела медь, пошли казаки из куреней. — Атаманы – молодцы! Завтра у нас будет в станице… — Атаман помолчал для весу и добавил: — Архирррей! Тут и станичный писарь пояснил: — Архи-иерей! Его Высоко-превосвященство!
Казаки заволновались. Порешили всей станицей выйти встречать. Потом угостить архипастыря постным обедом, а при встрече палить в пушку. А трое казаков смотали смыкалки и обещались на зорьке поймать рыбину.
Долго им несчастливилось, и только к девяти часам у одного стало дюбать — и он, с подводами и с помощью других, вытащил на берег большого осетра. Побежали сказать атаману.
- Рыбина вот такая-во! Што с ей делать? Силы и росту аграмаднеющей…
Усмехнулся атаман в усы:
- Посадить её на кукан и опустить опять в воду. Сперваначалу покажем архирею её живым, штоб видел, какая у нас животная водится, а уж потом и на обед подадим.
А тут дозорные с колокольни руками машут, кричат. Посадили осетра на кукан и побежали все на дорогу. И всё бы было хорошо, если бы не было у нижнечирцев оврагов. Пока атаман опирался на булаву, а казаки толпились и благословенье принимали, не дремали супостаты-иностаничники: заменили осетра пегой дохлой кобылой, забросили в воду и замели следы — поминай, как звали.
А атаман распинается:
- Извольте-де на землюшку сойти, к бережку пройти, рыбинку, что вам на обед подадут, поглядеть…
Пришли все на берег. Приказал атаман тащить кукан… Казаки кругом гордо улыбаются, вот-де у нас улов — всей Области Донской краса и назидание! Ухватились сразу четверо — дёрнули.
Осетёр ни с места. — Зацепился… — объясняет писарь архиерею. Подбавилось ещё народу, опять дернули. — Зацепился как, — сказал снова писарь, — не осетёр, а акула!
Осерчал сам атаман. Положил булаву на травку, поплевал на руки, забил на затылок папаху — потянул…
- Раз-съ… Два-а-а…
У архиерея глаза разгорались:
- Жирная? — спрашивает писаря.
- Так што очень жирная! … — Три!!!
И вытащили для архиерейского обеда… пегую кобылу! …